«Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории - Коллектив авторов

статьи о противоправных действиях местной полиции. В «Нашей Ниве» в 1914 г. появилась заметка о событиях, произошедших в Дисне. К одной женщине пришли городовые, которые должны были взыскать долг. В счет этого долга городовой Мишута решил забрать у женщины часы. Однако она не согласилась. Городовые схватили женщину за руки, произошла потасовка, и в результате городовой сумел таки отобрать часы. «Старая ужо відаць адвыкла ад няняк дык яна і неўпадабала такой работы: пасьля выхаду гарадавых дзьве гадзіны спусця – памёрла». В соотвествии с законом было проведено вскрытие тела умершей при понятых. Понятые видели синяки на руках, рану в боку женщины от удара часами и порваную на ней одежду. Но вот определить причину смерти они не могли – поскольку не были врачами. Полиция же после вскрытия тела запретила говорить о том, что женщина была убита, огласив, «што яна памерла са злосьці». И, как иронично отмечает автор статьи, «яно мусі так і было, бо каб кабета была забітая, дык Мішута пэўне-б не служыў гарадавым, а то ён як служыў, так і служыць». Ситуация была очевидной. Городовые превысили служебные полномочия, применили насильственные действия по отношению к женщине, что привело в итоге к ее смерти. Однако руководство полиции решило скрыть этот факт и никаких мер по отношению к своим подчиненным применять не стало [1135].

Общество, остававшееся традиционным, сохраняло и поддерживало приоритет физической силы и власти, а не верховенство закона. В 1913 г. в «Нашей Ниве» появилась заметка «Наша паліція».

В Саратовской судебной палате рассматривалось дело урядника и стражника, которые истязали крестьянку. События произошли еще в 1908 г. в одной из деревень Саратовской губернии. Урядник и стражник в пьяном виде ночью зашли в один из крестьянских домов и стали производить «обыск», требуя водки и денег, а затем решили расстрелять хозяйку дома. Женщину поставили к стене, однако пуля прошла мимо. Тогда с женщины стали требовать присягу о том, что она будет молчать и никому ничего не расскажет, стали пытать и избивать ее, выбив ей все зубы. Женщину мучали до самого утра. Утром ее в луже крови обнаружили соседи и попытались отвезти в больницу. Однако появившийся урядник пригрозил всех расстрелять. Только обманом удалось завезти женщину в больницу. Попытки крестьян обратиться к властям тоже не удались. Поражает жестокость и уверенность в полной вседозволенности и безнаказанности действий сотрудников полиции. Пользуясь наличием оружия в руках, «представители закона» держали в полном подчинении все население деревни, совершая преступления. Только спустя два с половиной года в 1910 г. дело случайно попало в суд. В итоге урядник и стражник были приговорены к четырем годам арестантских рот каждый[1136].

Данный случай, дикий случай, хорошо иллюстрировал состояние общества. Низшие полицейские чины, пользуясь безнаказанностью и тем, что в их руках были оружие и власть, не стремились соблюдать законность своих действий и превышали свои власть и служебные полномочия. Особенно ярко это проявлялось в отношении низших слоев населения. Отдельную категорию в этом отношении составляли пьяные. Для любого кирмаша обычным явлением были подвыпившие. Как отмечает один из авторов «Нашей Нивы» Смургонец, во время кирмаша в Сморгони «ня здівішся надта, калі відзіш іншы раз, як аднаго за другім цягнуць стражнікі пьяных у “рыштанскую”, і бывае, што злось і сьмех разбірае, гледзючы на пьянога і абапол яго двух стражнікаў, схапіўшых таго за што можна только учапіцца… Напэўна ужо знаєш, што той пьяны не далічыцца аднаго, або двух гузікаў на сваей кажарынцы. Але-ж добра знаєш і тое, што тэта “ён” – пьяны, а стражнікі цвярозы…». Однако в один из кирмашей все пошло не по плану. Пьяных не было, арестовывать было некого. Но жертва все же нашлась. Стражники решили прицепиться к одной женщине, чей воз стоял там, «дзе не падабалося стражнікам». Один из стражников «аблаяў бабу». «Тая наслала яго лаянку да тэй асобы, што на чатырох лапах бегае». «Загарэлося стражніцкае сэрца». Стражники решили арестовать ее. Женщина начала спорить. Стражники запрыгнули на ее воз, схватили бедную женщину за волосы и стали ее бить. Женщина подняла крик, на который сбежалась толпа народа. Появился и ее муж. Досталось и ему, как «соучасніку». «Воз не там, бач стаяў. Аскарбленіе чэсьці учынена!»

В заключение автор пишет: «Кончылі з бабай. Гарыць і рыміць стражніцкае сэрца ад нуды – арэштаваць няма каго… I ў астатку дня яны ўжо вадзілі на “вытрэзвеніе” самі сваіх»[1137].

Коррупция, взяточничество были частью повседневной жизни полиции. В 1912 г. на страницах «Нашей Нивы» собственный кореспондент Тутэйшы рассказывал о ситуации в Радошковичах, когда следователь в течение двух месяцев так и не начал уголовное дело по факту убийства местной крестьянски. Женщина была убита выстрелом из оружия неким паном Григоровичем лишь за то, что она собирала в его лесу грибы. За эти два месяца бездействия следователя Григорович успел скрыться за границей. «Бог ведае як будзе; трохі і шкада гэтага сьледавацеля, бо ён чэлавек ня кепскі…» Человек и «неплохой» по сути, но своим бездействием помог преступнику скрыться… [1138].

Особой критике в «Нашей Ниве» подвергались действия полиции по охране общественного порядка. В соответствии с законодательством Российской империи митинги и собрания были запрещены. Тем не менее, действия полиции по применению этого закона были избирательны. Оппозиционные собрания и прочие другие запрещались, в то время как провластные общественные мероприятия оказывались за рамками действия закона.

В 1907 г. собкорр «Нашей Нивы» Степан Сельчук писал: «У нашым горадзе (Бобруйске – Т.В.), як і ўсюды, добрым людзям ня можна збірацца, пагаварыць цяпер аб тым, каго выбраць у Гасудар-ственую Думу, кабы выбраць у яе чалавека, каторы стаяў бы за жадання працавітаго народу. Адным толькі “ісцінно русскім людзям” тым, што думаюць только а сабе, ня хочуць народу дабра, можна збірацца, калі і як яны захочуць»[1139].

В 1908 г. «Наша Нива» сообщала, что в Пинске «ня гледзячы на тое, што па закону ня можна рабіцць сходаў і сабраньнёў, Тополеву (один из местных жителей – Т.В.) не перашкаджае ніхто збіраць народ на рынку, на вакзалі, на берагу рэкі і весьці чорнасоценныя гутаркі. За ўсю сваю “працу” ён дастае пенсію ад “Саюза рускаго народу”»[1140]. И в то же время в этом же 1908 г. в местечке Мир был оштрафован учитель за «незаконное собрание» на 50 руб. Вся «незаконнасьць» была в том, что к хозяйке, где проживает учитель, «прыходзілі многа маладых людзей у госьці, бо ў яе ёсць дочка»[1141].

Ситуация доходила порой до абсурда.